– Рони, ну ка спешивайся! Глянь с боку по обочине, свежие следы то… Тебе двадцать секунд.
– Есть, сэр!
Драйвер нацепил очки и откинул люк. Секунда, и он на дороге. Потом отскочил в сторону и прижавшись к земле буквально скатился к схрону. Мак-Фарлинг рассержено заорал в шлемофон:
– Эй, лэди, ты что гулять побежал!? Глянул и назад!
В Американской армии когда командир недоволен подчиненным, то всегда называет его «лэди». Вообще-то это значит «дама», но на военном жаргоне будет что-то типа «чмо».
– Минутку, сэр. Хочу внизу глянуть. Господин лейтенат, тут еще гарью пахнет. Видать на холодную завелись. Только что завелись – у «Тэшек» всегда первый выхлоп так пердит. И песок еще солярой воняет, щас принесу. Точно! Солярной росой на холодную пернуло.
– Ну давай, сын пистолета, гони назад, не фиг в зверобоев-следопытов играть…
«Сын пистолета» (sun of a gun) это уже ругательно-уважительное. Водила еще пошарил по яме и стал карабкаться вверх по склону. Вдруг он внезапно замер и снял шлем. Мак-Фарлинг снова недовольно заорал:
– Рони, факен ганхоук! (Это опять военно-уважительно, «ганхоук» это о смельчаках, а вот fucking сами в словаре поищите). Ну ты что, сверчков да птичек послушать решил. Приказываю в машину!
Держа шлем в руках водитель как-то странно заговорил прямо в микрофон, одновременно сочетая в своем голосе шепот с хриплым криком.
– Сэр, слышу, опять завелись!!!
– Кто?
– Они!!!
Тут до Мак-Фарлинга дошла серьезность положения. Буквально за секунды до их прыжка на дорогу, арбский танк ушел из капонира. И значит это только одно – «Тэшка» впереди, скрытая от него горбом склона всего в паре сотен метров вниз. Эх сейчас бы газануть, да проскочить этот слепой участок… Мак-Фарлинг впился в перескоп. Прямо по середине дороги появилась танковая антена, и эта антена росла на глазах. Значит арабы развернулись. Значит они знают, что на бугре его танк, но драпать не собираются. Значит сейчас ситуация решается секундами. Постепенно вслед за антеной начинает показываться башня. Это танк из-за пологости склона высовыется медленно-медленно, а сама скорость Т-72 даже вполне ничего… Мак-Фарлинг всей пятерней давит на пульт, пытаясь включить дезигнейтор. На кнопку не попал, дезигнейтор не включается, а глаз от оптики отрывать нельзя. Он опять давит, точнее не давит, уже лупит. Наконец яркий ультрафиолетовый лазерный луч уставился куда-то в небосклон. Думать больше некогда, даже командовать уже некогда – руки автоматически ложатся на командирские рычажки-джойстики, пальцы впились и побелели от напряжения. Черт, по лучу видно как пушка копирует дрожь в руках. У 72-й «Тэхи» дуло высоко, а башня приплюснутая и обтекаемая, по такому лбу срекошетить, как «здрасьте» сказать. Надо еще чуть подождать. Что у нас в стволе? Не важно, что там, главное не пустой. А если пустой, то заряжалу больше ругать не придется, разве что на том свете… У них-то точно в стволе бронебойный или кумулятивный.
Наконец появляется дуло, точнее полдула. Кружочек ствола, многократно приближенный ночной оптикой, восходит из-за линии асфальта, как некое черное солнышко из-за горизонта. Точнее черная дыра. Больше ждать нельзя. Огонь!!!
В стволе был фугас. Фугасик, для танка совсем дрянной боeприпасик. А чему еще там быть, если специального указания на цель не давалось. Снаряд угодил в лоб у основания пушки, в самое-самое бронированное место Т-72. Раздался взрыв, белый свет залил ночную оптику. На таком близком расстоянии через открытый водительский люк взрывная волна буквально пощечиной хлестанула по лицам танкистов, а драйверу Рони, вжавшемуся в дорожный откос, показалось, что по нему и вовсе со всей силы заехали плоской пластамссовой лопатой, которой он в детсве сгребал снег в своей родной Миннесоте.
– Уран в ствол! – орет Мак-Фарлинг и не дожидаясь заряжалы извернувшись бьет по кнопке бронешлюзы.
Второго выстрела делать не пришлось. Когда поблекло белое пятно взрыва, и рассеялся дым, то стало видно, что у «Тэхи» просто снесло башню. Спас не столько заряд, сколько сама пушка, хранительница ты наша 120-тимиллиметровая, самая мощная на сей день среди всех танковых пушек. Вкупе со взрывом, Т-72 был обезглавлен простой кинетической энергией снаряда, привычная картинка после дуэли «Абрамсов» и 72-х на расстояниях до километра. А уж если в упор лупануть по максимуму, то вообще все подойдет, и осколочный, и даже бетонобойная болванка. А еще спасла южная ночь и «куриная слепота» никудышней оптики «Тэхи», плохая тактическая выучка арабских танкистов и то, что «Абрамс» стоял под силуэтом их же макета.
– Рони, ты где?! Жив?! Ты ОК? Беги домой, выродок!
Водитель на карачках побежал вверх по склону и ввалился в люк. Лицо все в царапинах, толи мордой в песок ткнулся, толи посекло мусором, сдутым взрывной волной. Его правая рука была все еще сжата в кулак, а костяшки посбиты о землю, видать так и карабкался не расжимая кисти. С каким-то детским и глупым выражением лица Рони расжал руку:
– Сэр, вот песочек, еще солярой пахнет… А меня только оглушило! Даже не контузило…
– Говном твой песок пахнет! Ехать надо, а то сейчас их боекомплект рванет, и нас в свете этого факела расстреяют! Давай с дороги вниз. Да, спасибо, сын, ты вроде как нас всех спас…
«Сын» – это не оскорбительно, то есть в русской армии оскорбительно, а в американской, это когда старший подчиненного уважает. Наконец детский ситуационно-невротический идиотизм слетел с лица Рони. Тот высыпал песок себе под ноги, громко брякнул люком и сел за рычаги. Взревел двигатель, но тут Мак-Фарлинг снова заорал: